Александр Галустович Оганджанян много лет проработал инженером Лаборатории технических средств обучения «TESLA» факультета романо-германской филологии ВГУ. В боях на фронтах Великой Отечественной войны участвовал в качестве техника авиазвена (младший техник-лейтенант).
Студенты и сотрудники Воронежского университета помнят Александра Галустовича как отзывчивого человека и компетентного сотрудника.
Награждён орденами и медалями.
Из воспоминаний А.Г. Оганджаняна:
«В январе сорок второго года наш 13-й запасной авиационный полк базировался в Байбараюровке (это неподалёку от Шихан). Я – выпускник Вольского авиационного училища по специальности «техническое обслуживание самолётов», сержант.
Вызывает инженер полка:
– Поедете на аэродром Разбойщина. Будете принимать самолёты для полка.
Надо сказать, что, поскольку наша часть только формировалась, самолёты – а это были только-только запущенные в серию ЯК-1 на Саратовском авиазаводе – мы получали прямо из цехов. Заводские лётчики перегоняли их в Разбойщину. Туда прилетали наши лётчики и забирали машины. Но предварительно их принимали мы, авиатехники полка. Так что задание было самым обычным.
Прибыл на место. Говорят, ждите. Ушёл в землянку. И вот в час ночи в землянке появляется посыльный:
– Кто тут из тринадцатого? Идите принимать самолёты.
Выхожу. Ночь. Мороз градусов двадцать пять.
– Куда идти-то?
– А во-он, видишь, стоят три машины. Тут недалеко.
«Недалеко» – это километра полтора по насквозь продуваемому полю.
Иду. Самолёты на лыжах. (Потому-то эту зимнюю модификацию шасси признали неудачной и перешли на колеса.)
Что значит принять самолёт? Это значит подготовить его к полёту. А он весь в заводской смазке. Первая мысль – не дать заморозить машину. Для этого надо слить масло. По инструкции – в бочку. Но где взять бочку ночью на чужом аэродроме? И кто согласится со мной её тащить сюда – к трём ЯКам, ждущим моего ухода? А на землю масло сливать категорически запрещалось. Что делать? Времени на раздумья нет – мороз усиливается. Принимаю решение – запустить один самолёт, а тем временем сливать масло из другого. На землю, разумеется. Запустил мотор – ЯК на лыжах начинает потихоньку скользить. Того и гляди – улетит без пилота. Ищу, чего бы подложить под них, чтобы машина на месте стояла. К счастью, скольжение быстро прекратилось – лыжи примёрзли к земле.
Бросился открывать замки – смазка заводская. Затвердела. Заводские постарались: все, что могли, закрутили намертво. В общем, орудую на морозе, а мороза не ощущаю. Главное – не заморозить машины.
Вроде все сделал – новая проблема. Аккумуляторы нельзя в машинах оставлять. А они по двадцать четыре килограмма каждый. Намучился с ними, но утащил в землянку. Вернулся, руки к бочке-печке протягиваю, а пальцы у меня светятся – отморозил.
Утром прилетел инженер полка:
– Принял машины?
– Так точно.
– Сколько?
– Три.
– Молодец!
А я руками пошевелить не могу. А тут ещё одна напасть: оказывается, на эти машины претендует полк [Марины] Расковой. Конечно, у известной героини беспосадочного перелёта на самолёте «Родина» – имя. Но тут уж наши начальники упёрлись:
– Не отдадим! Эти машины нам обещаны.
Дело в том, что незадолго до этого мы побывали на заводе. В цехах большинству рабочих – тринадцать-четырнадцать лет. Пацаны. Устают. Ну, нам и говорят:
– Хотите иметь машины – помогайте. Командование отправило тогда на завод группу полковых механиков, которые помогали рабочим на сборке машин.
Я вспоминаю об этом потому, что, наверное, сегодня трудно представить, как ждали в частях новые машины и с каким трудом они доставались. Сетные качества у ЯКов были отличные, но горели они (ведь фанерные!) очень быстро. И потери в технике у нас были большие.
Потом уже – на фронте – если совершал пилот вынужденную посадку, старались машину отремонтировать своими силами. Помню, в районе Ярцева на Западном фронте прямо из-под носа у немцев утащили два наших самолёта.
Машины сели прямо на передовой. Немец по каждому, кто к ним приближается, из миномётов садит. Но мы в сумерках к машинам подползли. Потихоньку, осторожно, мало-помалу приподняли машины, выпустили шасси (ведь при вынужденных посадках лётчики, как правило, сажали машины на брюхо) и, зацепив их тросами за автомашины, вытянули в ложбинку, где были в безопасности.
Ну, а уж до своих довезти машину – это, как говорится, было делом техники. Или, точнее, – давно разработанной технологии...
...В тот раз под Саратовом мне чуть пальцы не ампутировали. Но я взмолился:
– Лечите!
Полгода после той ночи руки мои «в себя приходили».
Но это все мелочи. Войну в нашем полку из всего лётного состава закончили только шесть человек из числа тех, с кем мы прибыли в мае сорок второго на Западный фронт».
