21 января в России отмечается День аспиранта. Мы поговорили с аспиранткой филфака ВГУ Дарьей Гальцовой, которая нашла дело всей жизни – диалектологию.
– Почему ты решила поступить на филфак?
– В детстве я мечтала быть фармацевтом: очень хотела изобрести таблетку от смерти. Выросла, стала понимать, что это нереально, но всё равно, как будто на автомате продолжала всем говорить, что буду лечить людей. Всё изменилось, когда русский язык и литературу стала вести новая учительница – Ирина Александровна Сысовская. Мы все были очарованы ею! К её занятиям было очень сложно готовиться, но зато – очень интересно. Уроки были каждый раз разные. Например, урок литературы мог стать судом над Пугачёвым. Класс делился пополам: одни оправдывали его, другие обвиняли, и таким образом мы учились аргументировать своё мнение на примере текста. Это было очень захватывающе!
Я сама не помню, когда впервые сказала, что буду поступать на филфак, но это было настолько очевидно…. Я просто болела русским языком и литературой.
– Ты поступила на филфак. Что тебя больше всего впечатлило?
– Наверное, самое впечатляющее – списки литературы, которые нам раздали на первых семинарах. Я очень люблю читать, у нас это семейная традиция, но к таким колоссальным спискам я была морально не готова. Пары же мне очень нравились, у меня была неплохая база, на которую постоянно накладывалось что-то новое. Я ходила на занятия с удовольствием. Помню, что мои знакомые звали меня погулять во время лекции. До сих пор вспоминают, что я им ответила: «Я настолько хочу послушать, что мне жалко пропускать». Меня до сих пор подкалывают.
– Как ты работала со своей первой курсовой?
– Мне всю жизнь очень везло с учителями. Это истинное счастье – встретить настолько увлечённых своим делом людей. Моим научным руководителем стала Вельмира Ивановна Дьякова, к которой я случайно попала. Она искала себе студентку из сельской местности, чтобы заниматься диалектами – потому что работать над этим лучше с тем, кто хоть немного их слышит в жизни. В тот год я была из села одна на кафедре славянской филологии, и Вельмира Ивановна сказала, что хочет со мной поработать. Я плохо представляла, чем буду заниматься. Мне просто нравилась история языка, потому я выбрала эту кафедру. Но никакой конкретной цели у меня не было. На первой же нашей встрече Вельмира Ивановна поручила мне приезжать домой в Старый Курлак (Аннинский район) на выходные, ходить ко всем бабушкам и собирать диалекты. То есть – просто с ними разговаривать и записывать всё на диктофон, потом расшифровывать. И я честно несколько раз ходила, сделала штук 15 записей. Начала переслушивать и очень расстроилась – мне казалось, что я ничего не собрала. Бабушки рассказывали о жизни, о войне, о голоде, о внуках…были весёлые истории, были печальные. У меня не было достаточной подготовки, чтобы найти в этом что-то лингвистическое. Я пришла к Вельмире Ивановне очень расстроенная. Но когда включила диктофон, лицо моего научного руководителя засияло. «А вот здесь как они говорят! Да ты только послушай, как это звучит!».
Затем я собирала материал и из Нового Курлака. Записи произвели фурор: как выяснилось, в село переселились люди из северных и северно-восточных территорий. И у них совсем другой говор. Два села, рядышком, даже одна школа, все друг друга прекрасно знают и разговаривают. Но в Старом Курлаке – южнорусский диалект, там аканье, яканье, чисто «воронежское» фрикативное «г». В Новом Курлаке – северно-русский: остатки оканья, «сивер». Я всё это слышала с детства и не зацикливалась – оказалось, что для диалектологии это очень важно, тема для настоящего исследования. Эти говоры 300 лет взаимодействуют, а всё ещё разница не стёрлась. Это просто фантастика!
И вот тут меня затянуло. Нужно было сравнить говоры и самой провести исследование – сделать что-то пусть маленькое, но своё. Но тогда я думала, что мне просто интересно делать курсовые работы.
– К каким выводам ты пришла в этой работе?
– Я поняла, что на 95% перемешалась лексика. Это самый подвижный и изменчивый уровень языка: слова очень быстро стали взаимозаменяться. Фонетика – это постоянный уровень, и потому даже за 300 лет говоры очень медленно меняются. И как бы они не взаимодействовали, если дома у людей постоянно «окают», то и дети будут «окать», и внуки, и правнуки. Правда, это касается 18, 19, 20 веков. Сейчас такого нет: очень велико влияние социума, литературного языка, телевидения и интернета.
– Как ты пришла к тому, что готова не просто писать курсовые, но и заниматься наукой?
– Перелом произошёл, когда я дописывала диплом. Я понимала, что заканчивается бакалавриат и мне надо выбирать, чем заниматься дальше. Я постоянно задавала себе вопросы: кем я себя вижу, с чем хочу связать свою жизнь? Понятно, что с филологией, но с каким именно аспектом? Незаметно пришло понимание, что я отказывалась от всего – от преподавания в школе, от редакторской или корректорской работы, лингвокриминалистики, но не от научной деятельности. Когда я думала о диалектологии, всё складывалось.
Когда я была на втором курсе магистратуры, у нас освободилось место сотрудника кафедры. Это была возможность проводить много времени на кафедре, разбирать картотеку (которую собирают с 1946 года) …Так что я писала магистерскую и работала на кафедре. Ну и после магистратуры я, конечно же, специально пошла в аспирантуру – на нашу кафедру.
– Ты очень много времени уделила иностранным студентам: адаптировала диалектный лексический материал для студентов из Туркменистана и даже выиграла грант на эти занятия.
– На втором курсе у меня была педагогическая практика. И, конечно же, мне досталась диалектология, что же мне ещё могло достаться! Одна группа состояла полностью из русских студентов, вторая – из русских и туркменских студентов. Я понимала, что всем тяжело. Но если русским было просто тяжело, иностранцам – неимоверно. Изучать диалектологию нужно, зная литературный язык. Иностранцы, конечно, им владели не в совершенстве. Тем не менее, план учебный – один и тот же. Я на всё это смотрела и понимала, что очень хочу помочь туркменским студентам на должном уровне усвоить диалектологию.
Увидела объявление о конкурсе, который проводил Институт русского языка имени Пушкина, а он как раз специализируется на работе с иностранцами. Я за вечер составила заявку, отправила и забыла. И дальше произошло как в фильме: я прошла в полуфинал! Надо было делать презентацию, развёрнутый доклад, просчитывать смету – это грант! Я ещё раз всё серьёзно проработала. Но всё равно была уверена, что не войду в десятку победителей. И тут мне говорят, что заключат договор со мной… Ещё больше захотелось реализовать проект!
– Что ты сделала, чтобы туркменские студенты смогли справиться с диалектологией?
– Я сделала ставку на наглядность: на занятиях ребята узнавали общую лингвокультурную информацию, смотрели картинки и вертели в руках макеты. Например, таким образом студенты изучали русскую избу. Сначала на картинках, потом на макетах, повторять много-много раз. Названия одежды мы учили на кукле в народном костюме Воронежской губернии. Это, конечно, немного школьный подход, но с иностранными студентами он работает. Им становится интересно!
В заключение проекта мы пошли в музей народной культуры и этнографии на филфаке. Это были настоящие аутентичные предметы быта. Я очень радовалась, когда ребята подходили к тому или иному предмету, называли диалектичное название… Студенты попробовали всё на себе, ставили чугуны в печь с помощью ухвата, примеряли «сороку» – женский головной убор.
Какие результаты? Ни одной оценки «неудовлетворительно». На тройки написали те, кто редко посещал занятия, а у остальных были твёрдые, настоящие четвёрки и пятёрки. Такое у иностранных студентов бывает не часто, особенно на предмете «диалектология».
– Какой работой ты занимаешься сегодня?
– Моя работа связана с историей диалектологии – «Синхронные и диахронические процессы в лексике воронежских говоров». Я изучаю – в том числе на материалах исторических памятников – взаимодействие, лексико-семантические процессы, то есть что утратилось, что появилось, какие значения развивали слова. Я понимаю, что этим можно заниматься всю жизнь, и каждый раз открывать для себя что-то новое. Ведь для меня наука – это открытия, поиск закономерностей, взаимосвязей. Ты постоянно думаешь, анализируешь, рассуждаешь – даже если не пишешь в этот конкретный момент, всё равно мысли в голове крутятся. Мышление становится по-настоящему научным. Когда я долго не прикасаюсь к науке, чувствую, что начинаю тупеть. Нехорошее слово, но вот другого не подберёшь! Наукой надо заниматься понемножку, но каждый день.
